Об искусстве, о моде и о тонко чувствующей душе Максима Черницова.
Перед тем, как Вы прочитаете интервью, я позволю себе некоторую вольность добавить свою оценку личности Максима Черницова. Человек с пронзительно тонким чутьем и широчайшим спектром чувством, богато одаренный природой: добрый, обладает подвижным и внушительным умом, талантливый, обаятельный. Очень хочется, чтобы такие люди не оставались незамеченными, поэтому я и редакция журнала M'Art от души желает добиться в этой жизни всего и радовать нас фактом присутствия в нашем модном мире еще одного доброго и действительно шикарного человека.
Константин Горелов: Вот мне известно то, что Вы имеете филологическое образование, закончили филфак Магнитогорского государственного университета и защитили кандидатскую диссертацию. Так мне и читателям очень интересно подробнее узнать об этой диссертации.
Максим Черницов: Я занимался исследованием русского живописного авангарда, и у меня работа была на стыке живописи, литературы и философии искусства, в целом. Но чтобы так вот глобально осознать смысл искусства и вообще его первые основы, они не то что бы вынуждены были, они с удовольствием пробовали свои силы в других искусствах. Это касается и Кандинского, Филонова и Малевича. Это три такие мощные фигуры авангарда. Я их брал в качестве предмета для исследования, работал с их поэтическим опытом, работал с их трудами по теории искусства и, прежде всего, рассматривал именно идею художественного синтеза, потому что свои работы они предполагали как некие существа, выходящие за рамки живописи. Поэтому нужны были какие-то выразительные средства, чтобы чувствовать и музыку, поэзию, объемные какие-то вещи, архитектуру.
К.Г.: На западе ж ведь искусство развивалось совершенно по-иному, нежели в России.
М.Ч.: Да! На западе искусство развивалось как элемент шоу-бизнеса. Это все пиар, «засвеченность», связи, презентации, выставки. И это было очень важно, подчас, это оказывается важнее таланта. Но Филонов для русской души, мне кажется, очень многое дает, хотя он довольно сложный для восприятия и неоднозначный, и не скажу, что уж такой светлый и радостный, потому что он много работал с такими грубыми формами, просто колоссальными – дух захватывает, когда видишь его работы.
К.Г.: Если сравнить художников или модельеров тех времен и сегодняшних, то не возникает ли у Вас ощущения, что тогда было все, что ли, сильнее как в искусстве, так и везде.
М.Ч.: Я вообще не люблю современное искусство. И если ходить по музею 20-ого века, всегда очень четко чувствуется, насколько мощные обновления дал авангард, но поскольку это было уже достижением некого предела, за которым уже дальше искусство не существовало, то, обнажив эту пустоту, авангард оставил после себя ничто. И сейчас уже искусство превратилось в дизайн. И важно было не содержание произведения, а просто авторский почерк. А весь двадцатый век – это также попытка найти какой-то образ, не быть таким, какой ты есть. Личность измельчала. Очень смешно наблюдать, когда один прием, найденный художником случайно, вывел его на уровень самого успешного художника всех времен и народов. Сейчас все остановилось на месте.
К.Г.: Максим, скажите, пожалуйста. Вы, когда создаете коллекцию, где черпаете вдохновение. Чем Вы вдохновляетесь?
М.Ч.: Вдохновение приходит совершенно из разных источников. И это не такие стереотипы, когда начинают говорить, что просматривают журналы прошлых времен, каталоги, смотрят альбомы художников. Все говорят примерно одно и то же, не говоря при этом ничего. Гораздо интереснее вдохновиться видом своей подруги, которая носит вещи вот именно так и никак по-другому.
К.Г.: Так, когда Вы начинаете делать коллекцию, чем Вы руководствуетесь в первую очередь?
М.Ч.: Я могу сказать, что каждую коллекцию я стараюсь делать с чистого листа и не придумывать себе музу на всю жизнь. Я пытаюсь воплотить ту эмоцию, которая у меня идет сейчас, что надо делать. Это я называю быть честным с самим собой. Мода живет только в настоящем, поэтому надо фиксировать именно те эмоции, которые ты испытываешь именно в эту минуту. Не надо пытаться придумывать, как бы выглядела сейчас Грета Гарбо или Марлен Дитрих, хотя это очень приятно вдохновляться какими-то иконами прошлого, но не в коем случае не настоящего.
К.Г.: Кого бы Вы назвали иконой?
М.Ч.: Интересно… Сложно сказать. Люди сейчас живут только сегодняшним днем, скорее всего, все хотят быть похожими на Леди Гагу или Кэти Пэрри, то есть, на однодневных дешевых звезд. Я не могу назвать это даже искусством, песни слабенькие. Они вызывают интерес лишь своим эпатажем, внешним видом, а так – пустота. Сейчас, наверное, наступило время, когда люди ищут истину не в искусстве, а занимаются поисками в каком-то религиозном, эзотерическом плане. Хотя это дурацкие все слова. Вообще, мне кажется, какая-то энергия людей в целом движется в разном направлении, так получается, что в какой-то момент она на острие литературы, а в какой-то момент на острие живописи.
К.Г.: А Вам бы не хотелось вернуть те формы, те знания, которые были еще в прошлых веках?
М.Ч.: Скорее нет. Каждое время уникально и прекрасно. Мы сейчас живем в это время, в котором есть уникально интересные вдохновляющие истории. Поэтому надо переживать, и, наверное, правильно бы было отбросить вообще весь опыт прошлого, как авангард попытался это сделать. Везде сейчас создается стилизация, как идея, созвучная сегодняшнему дню.
К.Г.: Наверное, не все потеряно. Хочется надеяться, что все будет прекрасно! Кстати, о прекрасном. Спустимся с философии на моду. Вы недавно выпустили новую коллекцию. Расскажите нам о ней, пожалуйста!
М.Ч.: На летний сезон я сделал для женщин коллекцию «LUBA». Она яркая, юная. Я вдохновлялся субкультурой хиппи, хотя здесь, наверное, это не особо заметно. Хотелось простоты, жизнерадостности. Хотелось простоту сделать живой и яркой, поэтому появились такие веселые цвета, сочетания бежевого с лососевым и черным. Почти вся коллекция из вискозы. Вискоза идет гладкая, вискоза идет креповая.
К.Г.: Тогда будем ждать. На неделе моды в этом году будете выступать?
М.Ч.: Наверное.
К.Г.: Тогда у меня следующий вопрос. Как мне известно, Вы принимали участие в итальянской, канадской, португальской неделях моды. Есть какие-то существенные отличия от московской или российской?
М.Ч.: Я не могу сказать, что принципиально что-то отличается, так как все мероприятия сделаны в одном формате. Я не стесняюсь приглашать много зрителей и прессы, кому интересны мои работы. Пока сейчас это и есть светское событие, так как у нас как не было, так и нет профессиональной индустрии. Журналы наши крайне пафосны, ленивы, подобострастно относятся к западным образцам моды, поэтому им не интересно смотреть на наши недели моды. Дизайнеры наши довольно слабы, потому что и школы нет, и ресурсов нет, и полета фантазии нет, поэтому нет поводов ходить туда и смотреть. Есть еще такая вещь: у нас считается, что ажиотаж никому не помешает. Когда на дизайнере большой ажиотаж, это показатель некой успешности. Хотя понятно, что это скорее неудобство для всех, но видите как – у нас нет моды, у нас нет индустрии, у нас нет возможности организовывать все правильно под каждого дизайнера. Если бы было много разных площадок, разных залов, то можно бы было сделать для дизайнера, приглашающего сто человек, маленький зал.
К.Г.: В ближайшее время, думаю, до этого еще никто не догадается. Ладно, не будем о грустном. Максим, мне бы у Вас хотелось узнать некоторые личные вещи, которые интересуют не только меня. Вы хотели стать дизайнером с самого детства?
М.Ч.: Если честно, мне были интересны разные вещи, в которых я могу себя реализовать. И мне показалось, что мода в период 90-х была таким локомотивом экспериментов, локомотивом чего-то нового, когда представляли еще много интересных вещей Готье, Пако Робанн, Маккуин. Если бы выбирал сейчас, то, наверное, не пошел бы в моду. Но так сложилось исторически, вот и работаю.
К.Г.: Кто из модельеров Вам больше всего нравится?
М.Ч.: Меня привлекают дизайнеры, у которых есть своя независимая позиция, которые любят игру, любят экстравагантность и сохраняют какую-то детскость, несерьезность в своем подходе. В этом смысле мне нравятся Вальтер ван Бейрендонк, Хенри Квипсков, такого плана дизайнеры, какого-то скорее североевропейского склада. Остальное меня как-то мало трогает.
К.Г.: Что Вы в дизайне больше всего хотите видеть?
М.Ч.: Мне в дизайне хочется видеть самого человека, не просто удачное платье, удачную форму, хочется видеть именно человека, чего сейчас очень мало.
К.Г.: Это точно. Но все же есть за редким исключением! Очень часто случайные люди. А Вы вообще верите в случай, в судьбу?
М.Ч.: Мне хотелось бы верить, что все случаи неслучайны. Судьбой и случаем мы называем такие явления, которые не можем объяснить. Думаю, что есть какие-то энергии, которыми можно управлять и манипулировать. Если человек чего-то хочет, стремится к этому, то он обязательно этого добьется. Надо быть просто чутким к себе, к другим людям, быть готовым к чему-то новому, не прятаться, не сковываться вообще.
К.Г.: Есть то, о чем Вы жалеете в своей жизни?
М.Ч.: Всегда есть какие-то вещи, о которых жалеешь. Если как-то смотреть на все по-сериальному, то ничего не происходит случайно. И все идет на пользу.
К.Г.: У Вас есть сокровенная мечта?
М.Ч.: Сейчас мне хочется больше реализаций, хочется больше новых проектов, которые с одной стороны, хотелось бы, чтобы не отбирали много времени и сил, а с другой стороны, чтобы как-то помогали мне реализовываться творчески. И такие проекты сейчас есть.
К.Г.: А если перейти от визуальных искусств к музыке, то какую Вы музыку слушаете?
М.Ч.: Очень разную музыку слушаю и часто, когда работаю над коллекциями, создаю какой-нибудь плей-лист. Но сейчас в течение нескольких месяц моя любимая группа – это Sensei. Это украинская группа, которая делает приятную музыку и осмысленные тексты. Люди разные, но вместе существуют, живут в одном коллективе, стремятся к светлому, к добру. И это радует, это очень приятно.
К.Г.: Что, по-Вашему, самое важное в жизни?
М.Ч.: Не стесняться проживать эту жизнь, быть честным с самим собой, не притворяться перед другими людьми. И вместе с тем существовать, чтобы приносить другим радость. Быть счастливым.
К.Г.: Что, по-Вашему, счастье?
М.Ч.: Счастье – это то состояние, когда человек живет в гармонии с самим собой. Это когда ты пребываешь в каком-то непротиворечивом состоянии, когда ты не враждуешь с собой и миром, когда ты живешь в социуме, не строишь границ между собой и окружающими, когда существуешь на равных с миром и собой. Сложно, на самом деле, это все.
К.Г.: Есть желание что-то сделать в жизни, и, не сделав этого, жизнь будет прожита зря, на Ваш взгляд?
М.Ч.: Мм… Я думаю, детей надо родить. В последнее время стал об этом задумываться, потому что без детей действительно жизнь прожита зря.
К.Г.: И у меня последний вопрос! Это скорее, не вопрос, а просьба. Сейчас очень много талантливой молодежи: молодых дизайнеров, журналистов, художников. Ваше пожелание этой молодежи!
М.Ч.: Главное мое пожелание – прислушиваться к своему сердцу и жить своей собственной жизнью. Сейчас невероятное количество окружающих факторов, которые пытаются вас сделать несвободными. Меньше смотреть телевизор, меньше верить Интернету, меньше верить чужим мнениям. И верить своему сердцу, а сердце имеет свойство никогда не обманывать, в отличие от разума, который обмануть может, причем сильно. А если пропускать все через сердце, то никогда не ошибешься, что бы ни случилось…
Беседовал Константин Горелов
Фото: Нина Семенова
Фото: Нина Семенова